Книга Агриков меч - Сергей Фомичёв

Тарко слонов никогда не видел, даже на рисунках, какие ему чародей иногда показывал, и что они твердь земную на себе держат, не слыхал. Сокол-то по всему миру бродил и собрал всяческих небылиц, одна нелепей другой. Но только и сам чародей всегда утверждал, что Земля круглая и висит среди звёзд безо всякой опоры. Понятно, что про слонов это он пошутил, вернее, захотел показать сравнением таким важность покоя для Сказочника. Да видно переоценил познания молодого товарища.

— Не похож он на дедушку, Дедушка этот, — заметил Тарко. — Парень молодой. Такому только меч в руки вложи и хоть к Зарубе на службу — уж не худее Дуболома будет в строю смотреться.

— Он тебе и старухой беззубой мог объявиться, — проворчал Сокол. — Той, что с косой бродит.

— Так ведь он не колдун, — возразил юноша.

— Не колдун. А то оборачиваться одни колдуны умеют.

— Я думал он простой сказочник. Ну, не простой, конечно, древний очень и с духами лесными разговаривать умеет, помощь от них получает. И сказки его не просты, а с подоплёкой, с намёком.

— Сказочник? — Сокол задумался. — Можно и так сказать. Говаривала Кавана, будто сны он теперь на людей наводит. Правда, нет ли, не знаю. Но я думаю если оно и так, то это со скуки.

— А старики говорили, будто раньше ходил он по сёлам и сказки рассказывал. Оттого, мол, и Сказочник.

— В те времена, когда Дедушка к людям заходил, твои старики моложе тебя нынешнего были, вот и напутали. Сустай он. Христиане таких проповедниками называют. Он больше чем колдун. И больше чем карт. Дедушка в себя всю мудрость народов лесных впитал, ей и делился с людьми. И то, что твои старики за сказки принимали, это предания, история наша. Вся суть наша в рассказах его.

Заметив, что Тарко не вполне его понял, Сокол решил объяснить иначе.

— Письмо ведь у нас не придумали, власти единой не поставили, языки и те различаются. Люди завсегда малыми селениями жили, родами. У каждого свои боги, свои обычаи, свои рощи священные, свои предания. А сустай из бисера этого разнообразного единый узор сплетал, нанизывал бусинки на общую нить. И каждый из людей через сустая знал, что он не сам по себе, но частица целого.

А потом рассыпался узор. И не вина в том сустая. Внешняя сила пришла, навалилась, разрушила единство. Города чужие как гвозди в дощечку тонкую вонзились. Трещины пошли, раскололась дощечка. Разбрелись народы по углам, у каждого племени карты да князья толкование преданий на себя взяли. Кто-то попам поверил, крещение принял, а другие разуверились вовсе.

Не нужен стал людям сустай. Вот и ушёл Дедушка в лес дремучий, подальше от мира. Дедушка, кстати сказать, не единственным сустаем был, но до наших дней только он дожил. Я имею в виду из тех настоящих сустаев. Может, потому и дожил, что от людей ушёл вовремя.

— А куда же он теперь отправился? — спросил Тарко.

— Как то есть отправился? — озадачился Сокол.

— Так. Собрал мешок с припасами, дверь в хижинке своей дрыном подпёр и отправился.

— Надеюсь, не от вашего шума он сбежал?

— Да нет, когда мы выглянули, он уже на пороге стоял, и сапоги запасные в мешок запихивал.

— С чего бы ему путешествовать? Он ведь и так, одним духом своим может в любой уголок заглянуть. Незачем костями-то попусту греметь, да подошвы стирать.

— Это если в наших лесах, то и духом можно. А если дальше куда он надумал идти?

— Куда же? Но постой, вижу, задумал ты что-то…

Тарко просиял. Всё же свой человек чародей — всё понимает.

— Раз ушёл Дедушка, то дорога к Стылым Марам теперь открыта, — объявил он свой замысел. — Давно я туда сходить собирался, только его наваждения и мешали пройти.

— Вот оно что, — буркнул Сокол. — Мало тебе князь уши-то драл?

Тарко нахмурился.

— Кабы уши надрал, я бы стерпел, ушей не жалко… — начал он, но договаривать не стал.

А Сокол, занятый своими мыслями, перемен в настроении юноши не заметил.

Глава вторая

Овды

После того как он обошёл половину известного мира, после того как жил подолгу в самых причудливых местах, в племенах, городах и странах, впитывая обычаи, изучая языки, постигая ремёсла, науку, Сокол и сам изменился, и уже не мог отнести себя однозначно к народу, его породившему.

И почувствовав однажды, что устал от блужданий, он хоть и решил остановиться именно здесь, в родных мещёрских лесах, но выбрал под жительство поставленный некогда русским князем Городец, где исконные жители давно оторвались от корней, оставаясь при том на месте; перемешались с пришлыми народами. И с муромой, ушедшей из разорённых ордынцами селений, и с мордвой, и с многочисленными русскими, как с христианами, так и с приверженцами старых богов. И всё это породило новое племя, отчасти знакомое, отчасти чужое. Но, что важно, чужое не значит враждебное. Иные понятия воцарились среди обитателей Городца.

Город будто отражал многообразие мира, был малым слепком его. Котёл, мельница людей и народов, их обычаев и законов, знаний и языков — перетёртых, обкатанных, подогнанных один к одному.

И даже привычную Мещёру здесь на свой лад называли — Мещера — причём с ударением на конце. И поначалу это резало ухо, но потом Сокол привык, как прежде привыкал к тем или иным странностям в любом другом месте, куда заносило его проведение.

А сам он стремился жить в согласи с миром, принимал его таким как он есть. И только нешуточная угроза могла заставить его вмешаться в естественный ход событий, встать на какую-нибудь из сторон.

***

Лешак, староста торговый, чародею улыбнулся приветливо. Сокол частенько выручал местных купцов и покупателей, когда нужда возникала сомнительный товар проверить. И не столько волшебством помогал, к которому старался прибегать как можно реже, сколько познаниями широкими. Много чародей странствовал, много в тех странствиях на ус намотал. И в мехах северных понятие имел, и в шелках восточных разбирался, и в пряностях южных толк знал. А раз так, то почему бы и не поделиться знаниями с людьми? Да притом заработать на хлеб.

— Гостей много? — спросил старосту Сокол.

— Куда там, много, — вздохнул Лешак. — Хиреет наш торг.

— Ну, это ты всегда так говоришь, — усмехнулся чародей. — Вон та опушка раньше зелёной была, а теперь вытоптали, и лес шагов на двадцать отступил.

— Эка вспомнил, опушка! — воскликнул староста. — А ты вспомни, какой здесь разлив купеческий два года назад образовался! По спуску до самой реки гости товар раскладывали, за каждый пятачок чуть ли не в кулачки пускались, бороды рвали друг другу. А теперь как Муром возобновили, так многие туда торговать потянулись. Да ещё Нижний Новгород растёт, купцов сманивает. Нет, что ни говори, хиреет торг наш.

— Всякое бывало, — согласился Сокол.